В Московском Драматическом Театре им. А.С. Пушкина много замечательных актёров. Некоторые выходят на сцену практически каждый день и заняты в большей половине репертуарных спектаклей. Один из таких артистов – Сергей Кудряшов. Добрый, искренний, скромный в жизни – и такой разный на сцене. Сергей растёт в творческом плане, но, кроме этого, он – любящий муж и отец. Мы поговорили о его детстве, юности, мечтах, планах и семейных ценностях.
Фото: Юлия Жнякина
– Помнишь ли первый раз, как пришел на съемочную площадку?
– Да. Мне было, по-моему, 4 года. Это был рекламный ролик лекарства. Фотореклама, 1997 год. Заплатили несусветные деньги. Мне кажется, я был кормильцем в семье, потому что дали 400$ в 97 году! У нас потом очень долго дома висел плакат этой рекламы.
Случайно там снялся и мой папа, он был врачом, а я маленьким пациентом. Помню, я там был больным мальчиком, и мне надевали на шею шарф. Он очень кололся, и я закатывал истерики, что не хочу этого. Фотографии с того дня остались забавные. Не могу сказать, что я был несчастным, но воспоминание колючего шарфа осталось. Меня папа таскал периодически с собой на пробы. Потому что негде оставить (не с кем) и в том числе «а вдруг что». Так периодически случалось «а давайте его тоже попробуем, у нас там есть что-то для ребенка». У меня папа очень любит записывать такие вещи. Когда-то он считал мои голы за футбольную команду: в официальных матчах в одной колонке, в товарищеских – в другой. Так же мы считали кастинги. За год в возрасте 8-10 лет у меня было около 150.
– А на кастинги хотелось ходить или просто туда «таскали»?
– Не могу сказать, что мне туда конкретно хотелось, но скажу, что это была моя постоянная действительность. Да, пойдем, окей, хорошо. Правда, мне очень не нравилось, что после того, как я ходил в комнату, где проходил кастинг, один, надо было отвечать на вопросы от мамы и папы «ну как, что там было?». Не знаю, почему, но это очень раздражало. Я не знал, что ответить, потому что было ощущение, будто ничего не помню.
Фото: Юлия Жнякина
– Школу ты закончил рано, в 15 лет, с медалью. Получается, ты многие предметы знал очень хорошо?
– Скорее, так сложилось. 8 классов я отучился в очень хорошей школе, спецанглийской. Я там не был полностью хорошим учеником: бывали четверти, где я был хорошистом, были и «нормальные» четверти, с тройками. Потом я уехал на съемки «Русичей» на 3 месяца в Выборг. Там меня устроили в местную школу, чтобы я не пропускал учебу и сдал мини-экзамены по всем предметам. Привёз оттуда официальные оценки, с печатью той школы. Потом я вернулся, и у меня начались проблемы с завучем из-за «слишком хороших» оценок, считали, что я это подделал и подстроил. Пришёл домой и сказал родителям, что больше не буду ходить в эту школу. Закончил экстерном 10-11 класс.
Фото: Юлия Жнякина
– Ты всегда хотел быть актёром?
– Скорее, это была моя обыденность, какой-то путь, к которому я бессознательно шел. Не с радостью, не без радости, просто шел. Наверное, я ничего другого не видел. Я еще очень долго занимался футболом, это тоже было моё увлечение, но там я звёзд неба не хватал. Там бы я не пробился. Тогда у меня был «не футбольный» характер, в отличие от сегодняшнего
– Ты когда-нибудь читал про себя отзывы и комментарии?
Мы твои большие фанатки! Классно играешь и очень красивый и стильный!
Яркий молодой человек с очень красивыми ранимыми глазами. Мне кажется за ним будущее. Дай Бог, чтобы судьба была благосклонной и подарила чуточку везения, а остальное он сделает сам. От души желаю счастья.
Недавно по НТВ показывали сериал «Глухарь» серию «Три товарища». Сергей Кудряшов сыграл очень интересную психологическую роль. Одного из трёх мальчишек, угнавших машину. Фамилию героя, к сожалению, не помню. Героя, которого мучили сомнения по поводу содеянного. Актёр очень талантливый. Побольше ему ярких психологических ролей!
– Мне кажется, я это читал, но достаточно давно, лет в 15. Был сайт, который папа вёл. Я там в гостевой книге даже старался отвечать на комментарии.
– Ты отучился в школе. Поступил к Женовачу. Ты именно к нему хотел?
– Честно признаться, я тогда ничего не хотел, ничего не понимал. Я пару раз был в СТИ смотрел «Мальчиков», «Снегурочку» В 39й ауд. ГИТИСа, еще что-то… Но, честно говоря, я знал, что это – то, куда надо. За меня выбрали мастера. Я тогда был не очень сознательным человеком. Понимал, где нахожусь, что делаю, но не знал, что хорошо, что плохо. То есть, с этой точки зрения, я пришел в институт зеленым-зеленым человеком. В первые два года я на экзаменах выкатывался на сцену на роликах, проезжал вокруг искусственной ёлки и уезжал. Еще в сказке выходил постоять. Вот и вся работа за 2 года.
Фото: Юлия Жнякина
Я не очень понимал систему ценностей. Но ради Женовача я экстерном школу заканчивал, чтобы именно в этот набор поступить к нему. Мой папа просчитал и сделал всё возможное, чтобы я попробовался туда. Я был на конкурсах в 5 мастерских, но на последний тур пошёл только к Женовачу.
– Ты выпустился в 2013. Рад тому, что ты учился у Женовача?
– Я безумно рад, знаю плюсы этой мастерской, минусы. Но те минусы, которые были, я, придя в театр, слава Богу, начал исправлять. Я из одной структуры Женовача попал в совершенно другой театр, чему я тоже очень рад.
Когда мы закончили, Женовач сам сказал «Ребята, подождите. Сейчас я пойму, кто мне нужен для СТИ». Тогда это был частный театр, и было совсем мало мест. У нас он взял часть людей, а остальным предложил другие варианты. Мы показывались в Современник, в Сатирикон, в театр Пушкина. Он со всеми вместе ходил, буквально за ручку, показывал нас, помогал. Мы были не из тех брошенных людей, которые сами звонят в театры с вопросом «Вам не нужен актёр?».
Фото: Юлия Жнякина
Конечно, я расстроился, что не попал в число избранных для СТИ. Но я понимал, что за время института, кроме третьего курса, когда я резко стрельнул, я не показал ничего. На третьем курсе был год Чехова, я с этими отрывками как раз и пришел в театр [Пушкина]! Это «Чайка», где я играл Треплева и сцену из трех сестер – Соленый, Тузенбах, когда Ирина заходит. Мне было выгоднее начинать с чистого листа. Я был безумно рад.
– До того, как ты пришел сюда работать, видел спектакли этого театра?
– Конечно, я видел «Доброго человека из Сезуана». Юрий Николаевич [Бутусов] – мой педагог, и мы были подопытными кроликами, на которых проводились самые первые сырые прогоны. Тогда это был мой любимый спектакль.
Фото: Юлия Жнякина
– Работ Е.А.Писарева ты не видел до того, как пришел в театр?
– К сожалению, нет. Но, к счастью, у нас тут не было «коллоквиума», как в Современнике, где опрашивали «А ты видел этот спектакль? А этот?..». Это жуть. В театре Пушкина мне сразу дали возможность походить на спектакли, и я быстро всё посмотрел. В Сатирикон я тоже сходил, показался, но мне Юрий Николаевич сказал «Оставайся здесь, что тебе еще нужно!». В общем, я безумно счастлив, что я тут.
– Ты пришел, и здесь все работы немного не такие, как у Женовача. Ты многому здесь научился?
– Конечно, я здесь учился. Мне кажется, первый год-два у меня были сплошные «экзамены». Первый спектакль, в который я ввёлся, был «Остров Сокровищ», который идет уже лет 20. Я чуть ли не третий (или четвертый) человек, который играет в этом спектакле попугая. После этого были «Две дамочки в сторону севера».
Фото: Юлия Жнякина
– Какой спектакль из тех, где ты сейчас играешь, самый родной и значимый?
– «Материнское поле», третий спектакль, куда меня ввели. После него я каждый раз иду и понимаю, что у меня в жизни случился очередной катарсис. Я вымотан, но счастливо устал, выдал всё, что мог. Получил море энергии взамен. Это какой-то очень чистый спектакль, мой самый дорогой. Сумасшедшая тема, его понимают везде, куда бы мы ни возили, даже Китай им пробили. Единственное слово в спектакле – «мама». Это спектакль, после которого понимаешь, что ты «в профессии» в каком-то глобальном смысле – и отдаешь, и получаешь.
Трамплинный мой спектакль – «Женитьба Фигаро», почти первая премьера в театре. Там у меня прекрасная роль, я стараюсь её развивать. Первые три года я продолжал её доделывать, расставлять акценты. Помню, когда репетировали «Фигаро», прихожу на репетицию – Саша Арсентьев, Саша Матросов, Саша Урсуляк, думаю «Господиии, это же небожители какие-то, я ничего не умею, не в этой стилистике работаю…». Сейчас вместо Саши Урсуляк играет Тая Вилкова, и я уже матерый старожил этого спектакля, в какие-то моменты мне надо ей больше помогать.
– Последняя премьера «Сделано в СССР». Главная роль. Любишь ли ты этот спектакль?
– Да, это моя первая главная роль в театре. Обычно я выходил на сцену, что-то сделал – и ушел. А здесь я тащу весь спектакль. Мне было интересно, что это, как это. Я должен связывать. Не могу сцену закончить – и уйти, нужно сразу начинать следующую. Это большой опыт. Я подозревал, что у меня есть энергия и силы на это. Я боялся главной роли, нежданно-негаданно это произошло, и я очень рад, что могу делать это, пробовать.
– Что сейчас интересно, что хочется?
– Мне кажется, любую роль можно сделать прекрасной и яркой. Вот даже на примере работ Бутусова: роль официанта в «Барабанах в ночи» не прописана практически никак, но Настя [Лебедева] сделала её прекрасно, это сразу «Золотая маска». Стоит стремиться к тому, чтобы делать как можно более яркой и интересной любую роль, какая бы ни появилась. Пойти ведь можно в любую сторону. Естественно, в том ключе, куда направляет режиссёр.
Фото: Юлия Жнякина
– Хочется сыграть у того же Бутусова, что-то более крупное? Готов или еще нет?
– В момент – не готов наверное. Но если это вырастить, то почему бы и нет. Конечно, мало опыта.
– Ты часто ходишь на другие спектакли?
– К сожалению, нет. Даже до своего театра редко успеваю добегать. Последнее время тяжело. Жена одна практически всегда с ребенком, бабушки, дедушки работают! Но стараемся выходить в свет, когда есть с кем дочку оставить. Недавно посмотрели нашу «Гардению» – чудесный спектакль!
– Про ученых говорят: «Когда ученые заводят семью, они теряют научное острие». Можно ли такое сказать про актёра?
– Ребёнок – это такая субстанция, которая не может позволить тебе потерять творческое острие. Потому что ты от него питаешься. Моя дочь – сумасшедше-прекрасная, яркая, вытворяет какие-то грандиозные вещи уже в свои 2.5 года. От неё можно черпать очень много всего. Она меня вдохновляет. В театр я её пока не приводил. Мы сходили на «Мульт в кино», в Дарвиновский музей, и эти опыты были не очень радужными, хотя рядом с домом. Она была здесь, в театре, просто за кулисами. Видела меня по телевизору.
– Будешь ли ты её, как тебя когда-то, водить по кастингам?
– Специально делать из неё актрису не хочу, но, мне кажется, она к этому склонна и тянется. На её лице буря эмоций, она с удовольствием фотографируется, можно с ней сторис записывать.
– Давай поговорим о кино. Последняя из крупных ролей – «Семейное дело». Стремишься ли больше сниматься?
– До института было всё, в том числе и много крупных ролей. Во время учебы совмещать тяжело было. К кино, конечно, стремлюсь, но на первое место всё равно поставлю театр. Я недавно отказался от очень крупной роли. Не сошлись в графиках. Их не устроило, что у меня 19 спектаклей в месяц. Хотя театр пошел навстречу и освободил меня от некоторой занятости. Но в кино иногда нужен артист, который подстраивается под проект. Однако, театр я ни на что не променяю. Найду компромисс – прекрасно, если нет, то нет. Я артист театра, черт побери, и горжусь этим!
Фото: Юлия Жнякина
– Кто ближе всего тебе из режиссёров среди тех, с кем работал?
– Это, конечно, огромный плюс нашего театра, что можно работать с разными режиссёрами. Потому что, если бы я был в СТИ, я бы работал только с Женовачем… Или его учениками. Хотя вот с Айдаром Заббаровым было бы интересно поработать, видел его студенческие работы, сейчас он уже даже на «Золотую Маску» номинируется.
– Так с кем тебе удобно, комфортно, нравится работать?
– Комфортно и нравится – это абсолютно разные вещи. С Юрием Николаевичем мне, например, безумно нравится работать. Его стиль, честность, откровенность. Но, конечно, с ним работать неудобно. Потому что ты чувствуешь себя полнейшим ничтожеством. Пока ты не опустишься до самого дна, ты ничего не выдашь. Наверное, это хороший путь: когда ты освобождаешься от всех своих штампов, зацикленностей. Пока ты себя не переборешь и реально не окунешься в лужу с головой – ты никуда не взлетишь. Но огромный плюс, что при подготовке к спектаклю есть команда. Такая команда, по крайней мере, в «Барабанах». Или я вот с ним работал как помощник-осветитель на «LIEBE. Schiller». Это команда, в которой есть своя атмосфера. Работает очень сильно и чертовски помогает.
Фото: Юлия Жнякина
– Как работается с Евгением Александровичем [Писаревым]?
– Очень интересно. Евгений Александрович всегда хочет для самого себя новых больших перспектив. У него крупнейшие постановки, проекты. Он сам в себе ищет какие-то новые уровни творчества - тот же «Свифт», «Шекспир». Все думают, что он – прекрасный режиссёр комедий, легких спектаклей. Да, но «Свифт», «Кинастон»… Мне очень нравится, что он пытается еще что-то найти в себе, в нас. Развивает труппу, себя через труппу. С ним абсолютно по-другому работать. У него, во-первых, есть «своя» команда – художник, хореограф. Мы с ним больше работаем над застройкой. А что-то внутреннее наживаешь позже. То есть, уже видишь мизансцены, понимаешь, где стоишь и только потом «прикрепляешь» к себе. Может быть, это даже удобнее, потому что тебе больше помогают. Так как он сам артист, помощи очень много.
– Может быть, есть режиссер, с которым хотелось бы поработать?
– Вот, например, Айдар Заббаров или Егор Перегудов. Я хочу давно посмотреть «Сто лет одиночества», вот жду [сейчас в СТИ готовится премьера]. Я работал с Егором, но очень давно, в тот период своей жизни, когда я был совсем не артистом. Вообще, я готов ко всему.
Фото: Юлия Жнякина
– Сейчас ты считаешь себя артистом?
– В большей степени. Если сравнивать, то конечно. В институте этого не было.
– Почему?
– Наверное, еще не прошел тот период становления, мне было 15 лет. Я рад, что учился в школе 9 лет, а не 11. Я рад, что поступил к Женовачу, потому что у него атмосфера творчества, он прививает вкус, это очень круто. Но ремеслу я не успел научиться. И уже работая здесь, в театре, с разными режиссёрами, я хватаю жанры, стили, работы. Хотя у нас в институте был Олег Долин. Это абсолютно другого склада режиссёр и человек. Я могу сказать, что он мне очень много дал как педагог. Хотя он был моим однокурсником, но к тому моменту уже закончил Щукинское училище, много работал.
– Если тебя позовут в другой театр, ты уйдешь?
– В какой театр можно уйти отсюда?! Какой театр может быть лучше нашего?! Мне здесь нравится во всех смыслах: и возможности, и атмосфера, и отношение. И, в конце концов, и в первую очередь – количество и разность моих работ. В том числе вот, и главная роль до меня дошла.
Фото: Юлия Жнякина
– Если вдруг в какой-то момент жизнь сложится так, что нельзя будет работать актёром: ни в театре, ни в кино, нигде. Кем ты себя можешь видеть?
– Если вернуться назад: долго я был футболистом. До 14 лет профессионально занимался. По большому счету, в данной ситуации я буду думать о своей семье. Если я не смогу заниматься любимым делом, то я просто пойду зарабатывать деньги. Мне кажется, что я – тот человек, который может быстро чему угодно научиться. Если это не врач, не педагог… Любой путь для меня возможен.
– Если смежное с театром: хочется ли попробовать себя в качестве режиссёра/драматурга?
– Мыль такая, конечно, посещает, но я понимаю, что я пока к этому не готов. У меня нет грандиозных идей, которыми я хотел бы поделиться. Мне очень понравился мой опыт в институте осветителем, было здорово придумывать. На маленькой сцене, где можно поискать точки, моменты, ракурсы – мне было бы это очень интересно. В институте у меня было 3 работы как артиста и 5 – как осветителя. Я горжусь тем, чего мне удалось добиться в «LIEBE. Schiller» как осветителю. Это были и картинки, и ритмы. Юрий Николаевич как-то признался, что, если бы он не был режиссёром, он был бы звуковиком в театре. Потому что это тоже даёт спектаклю очень много: ритмы, дыхание.
Фото: Юлия Жнякина
– Играя 19 спектаклей в месяц, насколько сильно ты устаешь?
– Привык уже. Была перестройка «Как это можно спать не по 8 часов в день?». Сейчас понимаю, что 5-6 часов – это вполне себе ничего. Выспаться не удаётся в любом случае. На гастролях вот можно поспать чуть-чуть. В театре я почти круглые сутки, но дома тоже всегда накапливаются дела. Мы – семья, которая ставит для себя большие и маленькие цели: сделать ремонт, доделать ремонт, переделать ремонт.
– Что ты читаешь?
– Как ни странно, я пытаюсь уже пол года параллельно с текстами и пьесами, которые нужны для работы, читать «Войну и мир». Удивительно, но даётся не тяжело. Наверное, сейчас я дорос до того момента, когда это интересно. Я не понимаю, зачем «Войну и мир» нужно читать в школе. Это же можно убить всё время и весь интерес. Сейчас я получаю кайф. Правда, после перерывов сложно возвращаться к куче параллельных линий.
– Если всё-таки удаётся отдохнуть, как вы с семьёй это делаете?
– Вот сейчас мы в «Икею» съездили. Маленькие цели – и приятное времяпрепровождение. Вырваться поиграть футбол – это счастье. Посмотреть кино (если удаётся).
– Какое кино ты любишь?
– Совершенно разное. Если не кто-то посоветовал, то листаю просто списки фильмов – и выбираю. Стыдно признаться, но не так давно посмотрел «Список Шиндлера». Обожаю фильмы с непредсказуемой концовкой – «Остров проклятых», «Счастливое число Слэвина»; интересно смотреть скандинавские детективные сериалы; сейчас и российское кино есть хорошее – «Аритмия», «Дурак»; из недавно просмотренного понравился фильм «Вторая жизнь Увэ», в конце даже прослезился.
– Можешь ли ты дать совет такому же человеку, каким был ты, когда поступил в 15 лет в театральное?
– В первую очередь – не бояться. Я был очень боязливый. Вот мне Юрий Николаевич многое в этом смысле дал, с ним приходится открываться, есть почва для откровения. В нашей профессии бояться нельзя, надо себя переламывать, делать в лоб. Это сложно, а надо. И, конечно, банальное – читать, смотреть. Это очень важно для артиста.
