Вера Кузнецова – одна из ведущих актрис Электротеатра Станиславский. Профессионально играть в театре начала ещё подростком. О театре «На набережной», учёбе у Игоря Яцко и ролях в Электротеатре она рассказала в своём интервью.
Фотограф: Олимпия Орлова
– Вера, вы начинали свой творческий путь в театре «На набережной». Что вам дал этот театр?
– Да, но, если честно, свой «творческий путь» я начала еще раньше, в детстве. Театр для меня начался еще до прихода в какой-то «настоящий» театр. У меня был друг Петя, даже больше чем друг – он как брат мне. С ним мы и начали, так сказать, игру в театр (которую и сейчас оба продолжаем: он актер, выпускник Брусникина, играет здесь рядом в театре «Практика»). Мы придумывали с ним всякие смешные сценки про всё что угодно: так было весело и радостно проводить время, тогда не было важно – смотрят на нас или нет. Верят нам зрители или нет. Просто мы кайфовали друг от друга, от жизни, от того, что можно творить, со-творять что-нибудь. Похоже, что театр для меня дальше этой детской игры не ушел. То есть, конечно, много всего я узнала и продолжаю узнавать про театр, про мастерство, но самое главное, что игра для меня существует там, где есть любовь, друг, доверие. Эта непосредственная и ни от чего не зависящая радость просто игры, просто совместного сотворения в любви и радости. Тут даже не так важен смотрящий со стороны сколько ты сам, твой друг и, простите, это, возможно, очень громко прозвучит но Бог. Потому что в такие моменты как будто снимается какая-то крышка то ли у тебя, то ли у неба.
Фотограф: Ольга Ромоданова
Потом наступил подростковый возраст, и началась вся эта история боли и протеста, и ощущение, что эту крышку между тобой и небом как будто невозможно просто открыть, её пробивать приходится. Вот тогда моя мама почувствовала, что я в «беде» (мне тогда было 14, и мне действительно было тяжко), и мама отвела меня в театр, где я познакомилась с Федором Суховым – главным режиссером театра «На набережной». Мне кажется, что Федор ничему нас не учил, вообще чему можно научить «мерзкого» подростка. Он просто с нами был, жил всем собой. Нас в театре была целая команда, мои друзья, мы все до сих пор дружим – очень крепко, кажется, что навсегда, потому что пройти театр «На набережной» – это как войну пройти (шутка). Так вот, мы заразились от Федора этой честностью, тому, что если ты выходишь на сцену, то тебе есть что сказать и никак иначе и что говоришь ты только из себя. Из такой самой своей «болевой точки», а ведь подросток и есть весь эта самая «точка».
Пока наши сверстники изображали Томов Сойеров и даже иногда пятачков, мы ничего не изображали, нас этому не учили. Мы исходили из своих «болевых точек» и играли спектакль «конец игры» по рассказу Хулио Кортасара, стихам Иосифа Бродского и «Молитвам тех, кто не молится» Януша Корчака. Короче говоря, вскрывали крышку по полной. Я играла в этом театре до 17 лет.
Фотограф: Настя Калеткина
– Потом вы поступили в институт?
– Да, пришлось поступать. Я очень не хотела учиться в институте, потому что мне казалось, что у меня и так всё хорошо, и я навсегда останусь в театре «На набережной». Но мама моя говорила, что хорошо бы всё-таки поучиться в институте, получить высшее образование и была уверена на все сто процентов, что театральное училище – это моё, а поскольку я свою маму очень люблю и почти всегда ее слушаюсь, я пошла поступать. Да, смешно. Папа мой, кстати, был против театрального. Он математик, у него другие, «серьезные», игры. Но ничего, сейчас уже привык, приходит на спектакли и с удовольствием смотрит, комментирует. Так вот, в первый год я никуда не поступила и работала секретарём директора в Московском Театре Юного Зрителя (МТЮЗ). На следующий год я снова поступала: во МХАТ, в ГИТИС, ВГИК, но мне все говорили, что у меня «нетипажный типаж», и это почему-то было большой проблемой для них. Я наслушалась про свой типаж, никуда не поступила и слегла в депрессии. И тут пришло письмо из Международного Славянского Института. Меня приглашали учиться к ним. Так я встретилась с Игорем Владимировичем Яцко.
Спектакль «Андромаха», Электротеатр Станиславский
– Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
– Я училась у Игоря Владимировича в институте, потом он взял нас к себе в лабораторию в Школе Драматического Искусства. В общей сложности я провела с ним 7 или 8 лет. Игорь Владимирович воспитывал нас в любви. Я на самом деле не знаю, как это объяснить, но это правда самое главное, что было на его занятиях в институте и потом в лаборатории. Он к нам пришел с огромным авансом любви, доверия и терпения. Он сразу сказал, что будет заниматься со всеми, никого не выделял. Мне кажется, это был целый подвиг, я вообще вижу Игоря Владимировича как «подвижника» настоящего.
Пришел он к нам ко всем, и тут началось. Какие-то безумные тренинги, цигун, речевые техники, диалоги Платона, древнегреческие мифы. Всё по «системе Васильева» – мы так это называли. Все сначала дико сопротивлялись, думали, что это секта какая-то, спорили с Игорем, доказывали ему что-то, а потом как-то потихоньку влюбились в него, в это все. Так влюбились, что на четвертом курсе сделали с Игорем показ разных отрывков из «Гамлета» – длился этот показ 6 или даже 8 часов. Это было совершенное безумие. Люди уходили, возвращались, спали, выползали полумертвые, а мы продолжали играть. Игорь Владимирович показал нам, что такое стойкость (он, кстати, как раз играет совершенно гениально стойкого принца у Бориса Юрьевича в спектакле «стойкий принцип»). Стойкость – это играть, быть на сцене (потому что все действительно были, оставались в действии на протяжении всего показа, и если ты не играл, то ты был зрителем, сидящим на сцене) 8 часов. Тут нужна стойкость и самоотверженность. Самое главное – то, что он показал нам, рассказал про игру, про игровой театр, про актера как проводника. То есть, для меня это был как раз такой выход из этой «намазоленной» уже «болевой точки» в сторону игры с дистанцией, игры, в которой ты становишься рассказчиком таким страстным, что в конце концов можешь даже превратиться в персонажа своего же рассказа. Мне, например, стало понятно, что для актера может стать главным сам автор и текст, а не персонаж. Персонаж рождается как бы сам собой из текста, из его структуры, идеи, и самое для меня здесь потрясающее, что в каком-то идеальном случае ты как актер имеешь возможность как бы подлинно встретиться с автором текста и даже как будто на секунду перевоплотиться в него.
Фотограф: Настя Калеткина
– Как вы попали в Электротеатр?
– Это как у Цветаевой: «Должно быть случайным и заранее предначертанным звездами случаем». На самом деле, сначала я попала на спектакль «Фауст» в Школе Драматического Искусства. Спектакль мне очень не понравился, а потом я обнаружила себя уже раз, наверное, шестой или седьмой сидящей в зале и смотрящей «Фауста». Думающей о том, как же все это прекрасно и безумно и как бы хотелось в таком поучаствовать. Ой, очень смешно, конечно. В общем, там в спектакле был такой человек –подсадная утка, который в самый горячий момент спектакля вдруг вставал из зала и начинал говорить по телефону во весь голос, и все на него шикали и пытались выгнать из зала. Я каждый раза даже ждала этого момента, потому что этот человек всегда что-то дико смешное говорил в трубку. Чуть ли не стихами. Потом я узнала, что человек этот – режиссер спектакля Борис Юхананов. Потом я попала на спектакль «Стойкий принцип», там же в ШДИ. Он шел в один день какое-то безумное количество часов (он и сейчас идет, только здесь, в Электротеатре). Это была какая-то феерия, совершенно прекрасный, совершенно безумный и отчаянный сон или стих, который ты почему-то видишь на сцене – и не понимаешь, на чем это все держится? Как это устроено? Очень тонкая работа.
Спектакль «Стойкий принцип», Электротеатр Станиславский
Знаете, есть такие поэты, которые пишут скрыто, сокровенно. Вот есть Маяковский – он открыт для слушателя – зрителя. Цветаева тоже, кстати, открыта. А есть Пастернак, есть Рильке. Их очень сложно читать вслух. Я вот очень люблю Пастернака, но совершенно не знаю, как его читать на зрителя. С Рильке так же, потому что они как будто скрыты, запечатаны. Спектакли Бориса Юрьевича кажутся мне вот такими же запечатанными как эти стихи. Очень сложные, красивые, тайные, запечатанные миры. Конечно в них хочется сразу попасть, поучаствовать. В общем, появилось у меня такое желание, а потом, вдруг, в какой-то момент появилась Саша Макарова, которая оказалась ученицей Бориса Юрьевича из «Мир-4», и предложила Евгению Капустину, Маше Дороговой и мне (мы все тогда были в лаборатории Яцко) работу в проекте «Золотой осёл». Я помню, у нас были какие-то странные репетиции, мы валялись на траве, разговаривали, практически не репетировали. Саша периодически напоминала нам, что надо бы подучить текст. И вот наступил день первого показа, текст мы знали плохо, но решили, что нам непременно нужно выйти и «жахнуть»! Так состоялась встреча с Борисом Юрьевичем, который посмотрел на то как мы «жахаем», прокомментировал это. Ну и нам так как-то понравилось «жахать» и слушать его комментарии по этому поводу, что мы втянулись в работу с «Золотым ослом», и из этой работы выросли все спектакли, в которых я сейчас на малой сцене участвую.
Спектакль «Love machines», Электротеатр Станиславский
– Электротеатр очень выделяется в театральной Москве своими экспериментальными постановками. Вас не пугало то, что вы окунаетесь во что-то нестандартное?
– Как раз это меня не пугало. Нестандартная, сумасшедшая, безумная работа – это же самое интересное! Мне сложнее погружать себя во что-то стандартное, нормальное.
– Вы играете очень разноплановые роли. Например, андромаху в одноимённом спектакле и биоробота в «Lovemachines». Каково это перевоплощаться в столь разных персонажей?
– Это здорово и интересно, потому что если бы были одни андромахи или одни биороботы, было бы очень скучно. Меня всегда раздражало разделение на характерных актрис и героинь. Мне кажется, что актриса, актер может перевоплощаться во всё, всех. Почему, если я брюнетка с таким вот лицом, я не могу играть, например, Джульетту. Дайте мне попробовать, вдруг у меня гениально получится. Поэтому мне даже сложно ответить на вопрос, какую роль я хотела бы сыграть. Потому что мне хочется пробовать всё. В этом кайф моей профессии. Мне нравится работать и с классикой, и с современным текстом, с разными режиссёрами и их видением. Я хочу попробовать всё.
Спектакль «Love machines», Электротеатр Станиславский
– Вера, расскажите, пожалуйста, о работе в спектакле в «Love machines».
– Ещё до этого спектакля был снят фильм, который делала Кети Чухров, автор пьесы. Я там играла ту же самую роль, что теперь и в спектакле. Это был первый раз в моей жизни, когда я познакомилась с автором пьесы, в которой играю. И здесь ответственность возрастает, конечно. Потому что автор тебе говорит: «Здесь я так писал, а здесь вот так». То есть, это знакомство с автором может тебя лишить своей собственной фантазии, но с другой стороны оно дает знание. Просто одно то, что ты видишь этого человека – автора, как он говорит, как мыслит, как двигается, может дать очень большое понимание, как играть, что играть. Кстати, мою роль биоробота показала мне сама Кети. Она просто однажды сказала одну фразу из пьесы очень холодно и отстраненно, не по-человечески как-то так, что мне страшно стало, и я поняла, что вот он – биоробот Полина. В том фильме также играла Мария Чиркова. Потом она пришла с текстом пьесы к Борису Юрьевичу, показала ему фильм, и он дал добро на спектакль. Маша собрала нас всех, мы начали репетировать, и так появился этот спектакль. Но моя роль по сравнению с фильмом немного изменилась, игра стала более «горячей».
Спектакль «Dostoevsky.fm», Электротеатр Станиславский
– Недавно в Электротеатре вышел спектакль «Dostoevsky.fm» с вашим участием. Что вы можете сказать о нём?
– Это спектакль по романам Достоевского «Идиот» и «Бесы», поэме Пушкина «Моцарт и Сальери» и письмам Моцарта его кузине. Не знаю, что сказать. Вообще странно рассказывать про спектакли. Я же в них играю, что о них рассказывать. Могу сказать, что я всегда мечтала играть Достоевского, у него очень сложный и интересный для игры текст.
– Что вы сейчас репетируете?
– Сейчас с Борисом Юрьевичем репетируем «Пиноккио» по пьесе Андрея Вишневского. Автор, кстати, присутствует на всех наших репетициях. Я репетирую роль Арлекина, и к нам должен приехать из Италии мастер по комедии «Дель арте», будем с ним работать, репетировать. Это дико интересно, я в предвкушении.
Ещё сейчас мы репетируем спектакль «Ипполит», он будет идти на малой сцене. Делает его ученик Бориса Юрьевича – Лёша Ковальчук. Но тут я пока ничего не буду рассказывать, просто приходите.
Фотограф: Настя Калеткина
– Вера, а есть ли у вас мечта поработать с определённым режиссёром?
– Недавно я проснулась с каким-то просветленным пониманием, что хочу играть у Ларса фон Триера. Хочется, чтобы я была такая нежная, хрупкая, красивая и безобразная. Всё вместе и всё это на большом экране!!!!
Но вообще, если без шуток, то этот вопрос, как и вопрос, какую роль я мечтаю сыграть всегда меня ставит в тупик. Может потому, что я жадина, мне всегда хочется всего, и определиться с выбором мне сложно. Может еще и потому, что мне просто интересно не определять роль, а ждать какую принесет судьба. Пока, на данный момент, нет точного определенного режиссера или роли. Есть просто такое, что приходишь в театр, видишь людей, чувствуешь воздух, и тебе нравится в нем находиться, хочется в нем быть, хочется работать вместе с этими людьми, потому что, правда ,мне очень важны люди и даже поразительно, что важно не столько мастерство сколько личность. Не то, что, например, актер изображает, а то что он действительно чувствует, о чем мечтает. Мне это и в себе интереснее искать и находить в игре, на сцене. Когда сквозь спектакли, сквозь роли видна, просвечивается личность человека, судьба, и она меня завораживает, влюбляет в себя, возбуждает, хочется с этим человеком играть.
Роли Веры Кузнецовой в Электротеатре Станиславский
Лиза, кузина «Dostoevsky.fm» (2018), реж. Александр Никитин
Андромаха, «Андромаха» (2017), реж. Лейсан Файзуллина
Мартирио, «Дом Бернарды Альбы» (2017), реж. Алиса Селецкая
Врач, «Визит дамы» (2017), реж. Олег Добровольский
Биоробот Полина, «Love machines» (2016), реж. Мария Чиркова
«Психоз» (2016), реж. Александр Зельдович
«Золотой осел. Разомкнутое пространство работы» (2016), реж. Борис Юхананов
Хор вакханок, «Вакханки» (2015), реж. Теодорос Терзопулос
